В одном месте около плантации в оль тропинке лежал толстый ствол упавшего дерева.
Сделать синтаксический разбор
Повествовательное, невосклицательное, распростанённое, простое, не осложнено, 2 составное.
лежал ствол - основа
в одном месте - обстоятельство
одном  - определение
около плантации - обстоятельство
 в оль тропинке - обстоятельство
толстый - определение
дерева - дополнение
упавшего - определение 

ЕЩЕ ПО ТЕМЕ:
Сжать: Я пробовал было отпихнуться от волнореза веслом, но оно тотчас сломалось. Я одеревенел от отчаяния и вдруг заметил(или, вернее, почувствовал), что Житкова уже нет у меня за спиной. Была такая секунда, когда я был уверен, что он утонул. Но тут я услыхал его голос. Оказалось, что в тот миг, когда нас подняло вверх, Житков с лодки на мол, на его покатую, мокрую, скользкую стену, и вскарабкался на самый гребень. Отткуда он закричал мне: -Конец! "Конец"-по морскому канат. Житков требовал, чтобы я кинул ему верёвку, что лежала свернутой в кольцо на носу. Но в мрском лексиконе я был ещё нетвёрд, поэтому понял слово "конец" в его общем значении и завопил от предсмертной тоски. К счастью, сторож маяка увидал катастрофу и поспешил мне на помощь. Со страшными ругательствами, которых не могло заглушить даже завывание бури, с искажённым от злобы лицом он швырнул мне конец веревки, вместе Житковым виащил меня, дрожащего, но невыразимо обрадонного, на мокрые камни мола и тотчас же занялся нашей лодкой: зацепил ее длинным багром и велел подручному ввести ее в гавань, после чего он снова накинулся на меня и Житкова, требуя, чтобы мы следовали за ним на маяк. Я ожидал необыкновенной свирепости, но он, не переставая браниться, приказал скунуть промокшее платье и бегать нагишом по волнорезу, чтобы скорее согреться. Потом уложил нас на койку в своей конуре, прикрыл одеялом и, усевшись за опрокинутый ящик, взял перо, чтобы составить протокол о случившемся. А я был поражён храбростью своего верного и надёжного товарища.
Я пробовал было отпихнуться от волнореза веслом, но оно тотчас сломалось, потом вдруг заметил(или, вернее, почувствовал), что Житкова уже нет у меня за спиной. я был уверен, что он утонул, но тут я услышал голос. в тот миг, когда нас подняло вверх, Житков с лодки на мол, на его покатую, мокрую, скользкую стену, и вскарабкался на самый гребень. Отткуда он закричал мне: -Конец! "Конец"-по морскому канату. он требовал, чтобы я кинул ему верёвку, что лежала свернутой в кольцо на носу. Но в мрском лексиконе я был ещё нетвёрд, поэтому понял слово "конец" в его общем значении и завопил от предсмертной тоски, сторож маяка увидал катастрофу и поспешил мне на помощь, с искажённым от злобы лицом он швырнул мне конец веревки, вместе Житковым виащил меня, дрожащего, но невыразимо обрадонного, на мокрые камни мола и тотчас же занялся нашей лодкой: зацепил ее длинным багром и велел подручному ввести ее в гавань, после чего он снова накинулся на меня и Житкова, требуя, чтобы мы следовали за ним на маяк. Я ожидал необыкновенной свирепости, но он, не переставая браниться, приказал скунуть промокшее платье и бегать нагишом по волнорезу, чтобы скорее согреться. Потом уложил нас на койку в своей конуре, прикрыл одеялом и, усевшись за опрокинутый ящик, взял перо, чтобы составить протокол о случившемся. А я был поражён храбростью своего товарища.

1)Выделить грамматические основы в тексте2)подчеркните слова с чередующей гласной в Корне 3)Указать вид сложного предложения 4)графически показать ослажненные предложения


9 класс

Кр № 3 Диктант с грамматическим заданием по теме: «ССП»

Я погасил костер и пошел вниз по реке. С каждым шагом она казалась загадочнее и живописнее. То по крутым берегам серой стеной стояло основное мелколесье, то дутая ива лежала поперек реки. Река уходила торжественным поворотом в леса, золотые и синие от осени.

У берегов вода то струилась по перемытым пескам, то стояла глухими глубокими омутами. На краю омутов были неясно видны валявшиеся на дне мореные дубы.

В одном месте открылся косогор, красный от кленов, а в зарослях кленов - старенькая часовня с заржавленным куполом.

На закате я вышел к проселочной дороге. Она шла вдоль берега. Снова на реке появились заросшие травой плоты. Издали они казались островами. Солнце садилось, и на одном плоту что-то нестерпимо блестело*.

Я осторожно перешел на плот, нагнулся и увидел обыкновенную бутылку. Внутри было сложенное письмо. Я вытащил его, но прочесть не смог. Оно написано было бледным карандашом, а сумерки быстро сгущались.** Мне надо было торопиться. Из зарослей тянуло запахом листьев, на полянах еще стоя неясный свет, а высоко в небе догорало багровым пламенем облако.

1) Жирным шрифтом выделены грам. Основы.
2) зарослях, заросшие, блестело, догорало
3) в тексте
4) 1, 2, 3, 5, 13, 15, - осложнены однородными членами; 4, 7- обособл. Приложением; 10- обособл. Определением, выраженном прич. Оборотом.


Я погасил костер и пошел вниз по реке. С каждым шагом она казалась загадочнее и живописнее. То по крутым берегам серой стеной стояло основное мелколесье, то дутая ива лежала поперек реки. (ССП) Река уходила торжественным поворотом в леса, золотые и синие от осени.

       5 У берегов вода то струилась по перемытым пескам, то стояла глухими глубокими омутами. На краю омутов были неясно видны валявшиеся на дне мореные дубы.

       7 В одном месте открылся косогор, красный от кленов, а в зарослях кленов - старенькая часовня с заржавленным куполом. (ССП)

        На закате я вышел к проселочной дороге. 9Она шла вдоль берега. 10Снова на реке появились заросшие  травой плоты. Издали они казались островами. Солнце садилось, и на одном плоту что-то нестерпимо блестело*.(ССП)

        13Я осторожно перешел на плот, нагнулся и увидел обыкновенную бутылку. Внутри было сложенное письмо. Я вытащил его, но прочесть не смог. (ССП) Оно написано было бледным карандашом, а сумерки быстро сгущались.(ССП)** Мне надо было торопиться. 18Из зарослей тянуло запахом листьев, на полянах еще стоял неясный свет, а высоко в небе догорало багровым пламенем облако.(СП с бессоюзной и сочинительной связью)

!
Краткое изложение (70 слов надо) по данному тексту:
Я как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь дух по дороге в Пятигорск. Я беспощадно погонял измученного коня, который, храпя и весь в пене, мчал меня по каменистой дороге.
Солнце уже спряталось в черной туче, отдыхавшей на гребне западных гор; в ущелье стало темно и сыро. Подкумок, пробираясь по камням, ревел глухо и однообразно. Я скакал, задыхаясь от нетерпенья. Мысль не застать уже ее в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце! — одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ее руку... Я молился, проклинал, плакал, смеялся... Нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!.. При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете, дороже жизни, чести, счастья! Бог знает, какие странные, какие бешеные замыслы роились в голове моей... И между тем я все скакал, погоняя беспощадно. И вот я стал замечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза два уж спотыкнулся на ровном месте... Оставалось пять верст до Ессентуков, казачьей станицы, где я мог пересесть на другую лошадь.
Все было бы спасено, если б у моего коня достало сил еще на десять минут! Но вдруг, поднимаясь из небольшого оврага, при выезде из гор, на крутом повороте, он грянулся о землю. Я проворно соскочил, хочу поднять его, дергаю за повод — напрасно; едва слышный стон вырвался сквозь стиснутые его зубы; через несколько минут он издох; я остался в степи один, потеряв последнюю надежду. Попробовал идти пешком — ноги мои подкосились; изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и, как ребенок, заплакал.
И долго я лежал неподвижно, и плакал, горько, не стараясь удерживать слез и рыданий; я думал, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все мое хладнокровие — исчезли, как дым. Душа обессилела, рассудок замолк, и если б в эту минуту кто-нибудь меня увидел, он бы с презрением отвернулся.
Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастием бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? — ее видеть? — зачем? Не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться.
Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок.
Все к лучшему! Это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не сомкнул бы глаз моих.

Я как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь дух по дороге в Пятигорск. Я беспощадно погонял измученного коня, который, храпя и весь в пене, мчал меня по каменистой дороге.
Солнце уже спряталось в черной туче, отдыхавшей на гребне западных гор; в ущелье стало темно и сыро. Подкумок, пробираясь по камням, ревел глухо и однообразно. Я скакал, задыхаясь от нетерпенья. Мысль не застать уже ее в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце! — одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ее руку... Я молился, проклинал, плакал, смеялся... Нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!.. При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете, дороже жизни, чести, счастья! Бог знает, какие странные, какие бешеные замыслы роились в голове моей... И между тем я все скакал, погоняя беспощадно. И вот я стал замечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза два уж спотыкнулся на ровном месте... Оставалось пять верст до Ессентуков, казачьей станицы, где я мог пересесть на другую лошадь.
Все было бы спасено, если б у моего коня достало сил еще на десять минут! Но вдруг, поднимаясь из небольшого оврага, при выезде из гор, на крутом повороте, он грянулся о землю. Я проворно соскочил, хочу поднять его, дергаю за повод — напрасно; едва слышный стон вырвался сквозь стиснутые его зубы; через несколько минут он издох; я остался в степи один, потеряв последнюю надежду. Попробовал идти пешком — ноги мои подкосились; изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и, как ребенок, заплакал.
И долго я лежал неподвижно, и плакал, горько, не стараясь удерживать слез и рыданий; я думал, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все мое хладнокровие — исчезли, как дым. Душа обессилела, рассудок замолк, и если б в эту минуту кто-нибудь меня увидел, он бы с презрением отвернулся.
Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастием бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? — ее видеть? — зачем? Не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться.
Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок.
Все к лучшему! Это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не сомкнул бы глаз моих.