Артистичное выступление - артистическая династия
Героический поступок - геройский подвиг
Стилистический прием - стилевая категория
Нетерпимое отношение - нестерпимая боль
Учитывать фактор - излагать факт
Соседский ребенок - соседняя деревня
Добровольный труд - добровольческая армия
Любовное признание - глубокая признательность
первое
В современном русском языке данные слова являются омонимами (одно звучание, разный смысл). Возможно, раньше эти глаголы и были одним целым, т. к. могли сжигать воду. Но сама я не смогла этого объяснить
третье
Базаров произвел на меня впечатление противоречивого человека. Он отвергает все чувства, но все же влюбляется. Разрывается между наукой и возлюбленной
На картине Маковского «Свидание» я вижу встречу сына с мамой, пришедшей, чтобы покормить мальчика. Мальчик голодный, одетый для работы в каком-то цехе в грязный фартук, из которого торчит тряпка, видимо, для вытирания рук, и в яркую рубашку, за время работы поблекшую. Ребенок буквально вцепился в булку, принесенную мамой. Видно, сын только что отработал свои часы. Он стоит босиком на деревянном полу. Мальчик, оставшийся за старшего, работает в нечеловеческих условиях: по двенадцать – четырнадцать часов в сутки, хотя ему всего девять – десять лет. Мама, судя по одежде, виду и манерам, из деревни. А так как она бедная, у нее почти нет денег, то мама пришла из деревни пешком. Женщина одета в старое деревенское красное платье, поверх него черная фуфайка, на голове темный платок. Судя по нему, у нее, видимо, траур. Скорее всего, на улице зима.
Ее сын хоть и зарабатывает деньги, живет бедно. Он все деньги отдает семье и ничего не оставляет себе. Мать очень нервничает и грызет ногти. Она переживает за сына, думает, что он не справиться с нагрузкой, сломается. В ее глазах отражаются грусть, тоска, скорбь и печаль.
Мать с сыном встретились в какой-то грязной, замызганной халупе, наверное, предназначенной для отдыха работников. Стены закопченные, без обоев, серые. В комнатке есть бочка с водой для питья. На бочке, чтобы в нее не попадали мусор, пыль, тонкая дощечка, а на самой доске кувшин из глины. На полу валяется узелок с едой и вещами, необходимыми для мамы. Этот узелок принесла мама для сына. Эта картина навевает грустные мысли о том, как живут и работают бедные люди. В 19 веке рабочие трудились в нечеловеческих условиях. Это полотно меня очень сильно впечатлило.
Ее сын живет бедно. Он все деньги отдает семье. Мать очень нервничает и грызет ногти. Она переживает за сына. В ее глазах отражаются грусть, тоска, скорбь и печаль.
Мать с сыном встретились в какой-то грязной халупе. На полу валяется узелок с едой и вещами, необходимыми для мамы. Этот узелок принесла мама для сына. Эта картина навевает грустные мысли о том, как живут и работают бедные люди. В 19 веке рабочие трудились в нечеловеческих условиях. Это полотно меня очень сильно впечатлило.
Какая мысль текста? Спешите поставьте знаки препинания. Найдите два предложения с обобщяющими словами при однородных членах.
Может ли ребёнок научиться говорить без помощи людей? Науке известны случаи, когда дети были вскормлены и воспитаны дикими животными: волками, леопардами, обезьянами, медведями и даже... Овцой. И «говорили» эти люди-звери не на каком-либо человеческом языке, а по-звериному. Их горло издавало сигнальные крики тех животных, которые воспитали их: волчий вой, обезьяний визг. С огромным трудом удавалось потом научить их говорить по-человечески.
Тут раскрывается мысль о том, насколько восприимчива детская психика и какую огромную роль в формировании личности играет окружающая среда.
Предложения с обобщающими словами: Науке известны случаи, когда дети были вскормлены и воспитаны дикими животными: волками, леопардами, обезьянами, медведями и даже... Овцой. (Обобщающее слово - животными.)
Их горло издавало сигнальные крики тех животных, которые воспитали их: волчий вой, обезьяний визг. (Обобщающее слово - крики)
Зд
Краткое изложение (70 слов надо) по данному тексту:
Я как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь дух по дороге в Пятигорск. Я беспощадно погонял измученного коня, который, храпя и весь в пене, мчал меня по каменистой дороге.
Солнце уже спряталось в черной туче, отдыхавшей на гребне западных гор; в ущелье стало темно и сыро. Подкумок, пробираясь по камням, ревел глухо и однообразно. Я скакал, задыхаясь от нетерпенья. Мысль не застать уже ее в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце! — одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ее руку... Я молился, проклинал, плакал, смеялся... Нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!.. При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете, дороже жизни, чести, счастья! Бог знает, какие странные, какие бешеные замыслы роились в голове моей... И между тем я все скакал, погоняя беспощадно. И вот я стал замечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза два уж спотыкнулся на ровном месте... Оставалось пять верст до Ессентуков, казачьей станицы, где я мог пересесть на другую лошадь.
Все было бы спасено, если б у моего коня достало сил еще на десять минут! Но вдруг, поднимаясь из небольшого оврага, при выезде из гор, на крутом повороте, он грянулся о землю. Я проворно соскочил, хочу поднять его, дергаю за повод — напрасно; едва слышный стон вырвался сквозь стиснутые его зубы; через несколько минут он издох; я остался в степи один, потеряв последнюю надежду. Попробовал идти пешком — ноги мои подкосились; изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и, как ребенок, заплакал.
И долго я лежал неподвижно, и плакал, горько, не стараясь удерживать слез и рыданий; я думал, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все мое хладнокровие — исчезли, как дым. Душа обессилела, рассудок замолк, и если б в эту минуту кто-нибудь меня увидел, он бы с презрением отвернулся.
Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастием бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? — ее видеть? — зачем? Не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться.
Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок.
Все к лучшему! Это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не сомкнул бы глаз моих.
Я как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь дух по дороге в Пятигорск. Я беспощадно погонял измученного коня, который, храпя и весь в пене, мчал меня по каменистой дороге.
Солнце уже спряталось в черной туче, отдыхавшей на гребне западных гор; в ущелье стало темно и сыро. Подкумок, пробираясь по камням, ревел глухо и однообразно. Я скакал, задыхаясь от нетерпенья. Мысль не застать уже ее в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце! — одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ее руку... Я молился, проклинал, плакал, смеялся... Нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!.. При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете, дороже жизни, чести, счастья! Бог знает, какие странные, какие бешеные замыслы роились в голове моей... И между тем я все скакал, погоняя беспощадно. И вот я стал замечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза два уж спотыкнулся на ровном месте... Оставалось пять верст до Ессентуков, казачьей станицы, где я мог пересесть на другую лошадь.
Все было бы спасено, если б у моего коня достало сил еще на десять минут! Но вдруг, поднимаясь из небольшого оврага, при выезде из гор, на крутом повороте, он грянулся о землю. Я проворно соскочил, хочу поднять его, дергаю за повод — напрасно; едва слышный стон вырвался сквозь стиснутые его зубы; через несколько минут он издох; я остался в степи один, потеряв последнюю надежду. Попробовал идти пешком — ноги мои подкосились; изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и, как ребенок, заплакал.
И долго я лежал неподвижно, и плакал, горько, не стараясь удерживать слез и рыданий; я думал, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все мое хладнокровие — исчезли, как дым. Душа обессилела, рассудок замолк, и если б в эту минуту кто-нибудь меня увидел, он бы с презрением отвернулся.
Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастием бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? — ее видеть? — зачем? Не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться.
Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок.
Все к лучшему! Это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не сомкнул бы глаз моих.